Автор: Мамору Чиба

 

Руки друзей

Руки. Теплые руки. Сильные, надежные теплые руки. Как давно… Наверно, целую жизнь назад, он не чувствовал ничего подобного…Того, что кто-то рядом, что кто-то подставит плечо. Один. Вечно один. Он давно забыл, что такое – вместе. Он забыл звук дружеского смеха. Он забыл, как доверять. Руки… Сцепление дружеских рук. Друзья – это те, кто хорошо вас знает, и все равно любит. Как странно… Словно это происходит не с ним. Тепло, беспокойство, забота… Интересно. Вот, значит, какие они. Вот как выглядят в этом мире. Почти такие же, как и в ТОМ. Да нет, такие же. И руки… Господи, руки… Он забыл их. Не смотря на то, что мог вспомнить все, каждую царапину – он забыл, каково их прикосновение. Руки друзей. У него никогда не было друзей в этом мире. Тех, кого он мог бы назвать другом, и не стеснятся своих чувств. Тех, кто придет на помощь. Удивительно. Столько лет… кстати, сколько?.. Столько лет он приходил на помощь всем. Столько раз спасал чужие жизни. Столько раз возвращался к себе – даже не домой - в логово – один, зная, что дохромать надо, а там, за порогом – хоть трава не расти, можно лечь и помирать. Но помереть оказывалось тоже нельзя. Приходилось выживать. Его никто не спрашивал. Он забыл вкус еды, которую кладешь в рот не для того, чтобы заглушить голодные спазмы желудка. Потом, потом, сейчас некогда… Вообще-то, он же взрослый человек, а взрослым людям пристало заниматься своим меню самостоятельно. Но… Некогда. И какое-то старое, забытое, мучающее ощущение… Что кто-нибудь спросит. Или хотя бы напомнит. Что он ощутит себя нужным кому-то, и небезразличным. Еда – мелочь, но из мелочей складывается жизнь. Что это мокрое на лице? Кровь? Ранили еще и туда? Да? А почему он не помнит? Теплые пальцы гладят скулу. Это слезы. Кто-то стирал с его лица слезы. Даже не стыдно. Он забыл… Руки. Осторожность. Тепло. Он ощущал их, как ощущают весенний ветер, как морскую волну, как мир вокруг. Как ощущал себя в объятиях любимой, единственной, которой он бы позволил увидеть свою слабость. Голоса. Тихие, глухие, слова смешиваются, в голове шумит. Он что, ударился ею, что так шумит? Ничего не вспомнить… Бой? Да, был бой, это да… А потом? Ранили? Наверно… А … Потом? Если он потерял сознание от полученной раны, то уже должен был быть мертв. Если, конечно, его не вытащили из гущи сражения. Проще говоря, не спасли. Но… кто? Кто мог его спасти? Ничего не вспомнить… А голоса… Голоса как и руки. Такие же знакомые, такие же привычные и понятные. Что-то, что было частью его самого. Он их, оказывается, помнил, хотя никогда и не слышал.
Первое, что приходит – тупая боль. Именно тупая. Значит, раны обработали… Да, и еще… Такое необычное ощущение… Даже и сравнить не с чем. Поза странная… О небо, кажется… Да, точно! Его куда-то несут. С ума сойти… Его. Офигеть просто. Хм, а что э то такое – офигеть? Ну и слово, и откуда только взялось? Ох, голова… Нет, не болит. Пустая.
Так, кажется, принесли. Уложили. Собравшись с силами, он приоткрыть глаза. В принципе, он знал, что его ждет. Судя по литературным описаниям, весьма похоже на похмелье, хоть он никогда и не допивался до такого состояния…
Полумрак. Его комната. Узнавание. Так, а шторы? Он же их открытыми оставлял?..
Тени. Размытые тени плавают по стенам. Знакомые тени.
На лицо падает что-то мягкое. Знакомое чувство. Не неприятное. Он открывает, наконец, толком глаза. И встречается взглядом с чужими. То есть, нет. Так нельзя сказать – с чужими. Это не чужие глаза.
Синие-синие, глубокие, умеющие искрится от смеха, и мерцать в гневе. Глаза того, кого он не знает, но помнит.
Лицо щекочет каштановая прядь. Да, и руки, он их узнал. С другой стороны подсаживается еще кто-то, окончательно загораживая свет.
Светлый взгляд. Взгляд в раннее весеннее небо, умытое росами и новым днем, новой жизнью. Чистота и ясность. Чистейшая бирюза.
Да, ее, такую, добывали только на западных склонах Зернистых холмов, которые выходили к морю, там же был и порт. Чистую, без единого пятнышка, бирюзу…
Господи, какие холмы, какая бирюза? Зернистые – это где?.. О чем он? Чьи это мысли?..
Тупая боль уходит. Он, наконец, понимает, что доставляло ему неудобства – намокшая от крови одежда, вот что. Но если из него столько вытекло, выжить он бы не должен… а что, это идея. Может, он и не выжил? Может, он умер, и это – его персональное чистилище? Ну, на рай он не рассчитывал, не заслужил он, рая-то.
К больному месту тоже чувствуются прикосновения. Что-то согревает его. Что-то не дает уплыть в бессознательное. Кто-то держит – держит за руку. Кому-то он … Нужен?
В голове туман. Там тепло, мягко, словно в пуховом сугробе. Ничего не происходит.
Кто-то склоняется над головой. Опять щекотно.
Яркие блики бутылочной зелени, не похожей ни на траву, ни на листву – разве что на болотную осоку, которая так больно режет пальцы и растет именно там, где коварнее всего трясина.
Он вспомнил, словно в детстве читаную сказку – он смотрел в эти глаза, стоя в трясине где-то по колено. И кто-то не выпустил его руки.
Запах хвои и лимонника вызвал озноб, и, почему-то, тошноту. Организм, учуяв спасение, спешил избавиться от мусора.
Прохладные пальцы на висках. Да, это он умеет… Даже похмелье снимает…
Гулкие удары стихают. Перестает биться жилка на виске. Головная боль засыпает. Не так, как это происходило обычно. Привычная ему боль сворачивалась внутри черепа, для того, чтобы в самый неподходящий момент развернутся стремительной пружиной, и оказаться огнедышащим драконом. Для того чтобы опалить мозг неожиданной болью, свалить без сил, и тянуть жизнь.
Но сейчас боль просто ушла – на совсем. Куда-то за пределы его головы. Ему даже на мгновенье показалось, как что-то темное мелькнуло у окна. Ну и пусть… Было бы о чем жалеть.
Пылающее лицо медленно остывало в прохладных руках. И он откуда-то знал, что это – еще не конец. Далеко не конец. Это затишье перед бурей, это анестезия перед операцией.
Плечи прижало к постели, безжалостно, но не болезненно. Снова пошла кровь из ран. А значит, сейчас вернется и боль – только оклемается. Это надо сделать. Просто надо. Вот сейчас… Сейчас…
Он сцепил зубы. Но боль все не шла.
Что за?..
-Не напрягайся. – Это были первые слова, которые он смог расслышать и понять. Но расслабить сведенные намертво мышцы пресса было не так-то легко. Скорее даже – никак нельзя было. Послышался тяжкий вздох. Кажется, неведомый (неведомый???) врачеватель столкнулся именно с тем, чего и ожидал, но очень надеялся, что ожидает зря.
Ощущения не были неприятными. Стало горячо, но не пекло. Он почти физически ощущал, как клетки тянутся друг к другу, срастаясь обратно. Гляди-ка… Такими темпами, так у него и шрама не будет… Хотя тоже мне, нашел о чем думать. Старые девать некуда.
Наверно, он заснул. Нет, он, кажется, ощущал все происходящее, чувствовал, что происходит с его телом, чувствовал и присутствие … этих… незнамо-кого. И это присутствие ему нравилось. Очень. Такое спокойствие, такую умиротворенность он ощущал только рядом с любимой. Но та была другой. Он всегда готов был броситься ее защищать, и никогда не воспринимал всерьез возможность предоставить ей это почетное право… Но сейчас он чувствовал, что он мог. Мог опустить подбородок, расслабить плечи, не демонстрировать всегдашнюю готовность к чему угодно.
Он устал… Безумно устал. Словно от долгого стояния на месте – затекают ноги, болит и ломит все тело, а отойти нельзя. И опереться не о что.
А сейчас было. Было о что опереться. О кого. И они его поддержат. Не оттолкнут. Он знал это. Просто знал. Как и то, что утром встанет солнце. Если и не в этом мире, то в каком-нибудь другом непременно.
Сколько это длилось, он не знал.
Просто спустя… какое-то время, да, именно так, какое-то, он почувствовал, что снова мыслит логическими постулатами, а не на уровне чувственных восприятий. Может думать, сопоставлять, анализировать.
Зойсайт устало утер лоб тыльной стороной руки, и, никого не стесняясь (кого стеснятся-то?) рухнул рядом с ним на койку. Вымотался. Вольно раскинув руки, он глубоко дышал.
Нефрит, тоже устало, положил голову на подушку, отвоевав себе краешек. Впрочем, ему больше и не надо – он, зачастую, и без подушки высыпался. Скосив глаза можно было уловить, как трепещут в прищуре его густые ресницы.
Джед выглядел отвратительно-бодро. Состояние друзей удерживало его от того, чтобы пойти, и немедленно распахнуть настежь окно, однако он непременно бы так и поступил, если бы мог.
Кунсайт с неудовольствием разминал затекшие руки. Растирая кисти, он взирал на окружающих, прикрыв глаза. Его взгляд никогда не был холодным – подумалось раненому – никогда. Все говорили – ледяной. Но никогда он не ловил ледяного взгляда Кунсайта, и никто из присутствующих не ловил. Кунсайт дарил им то, что никогда не показывал другим – себя. Свой искренний смех, свою открытость, свое умение доверять. С ними он мог не быть таким, каким его знали все.
Откинув с лица прядь пепельных волос, он осведомился показательно-строго:
-Ну?
За этим «ну» скрывалась не одна дюжина вопросов. И они все их знали. Именно по этому никто отвечать и не стал.
Он медленно вспоминал. Очень медленно. Отрывочные картины всплывали, и тонули, зажигались, и вновь гасли. Он не успевал разглядеть их до конца. Знал, это только на время. У него еще будет возможность все вспомнить. К нему вернется то, что он потерял. Что у него отняли. Уже вернулось.
Он помнил. Такое было, и было не раз. Все это было. Были раны, было «ну?», было все это, было…
Он помнил, слышал, как наяву:
«-Ну?»
«-Каким был, таким и остался…»
«-Несносный парень!»
«-Оболтус! Да я тут понимаешь… А он…»
«-Вот в следующий раз я так сделаю…»
«-И ел позавчера в последний раз…»
«-Ну, все! Ты меня достал!»
-Ребята, - удалось разлепить потрескавшиеся губы. Голос был глухой, хриплый, словно и не свой – Ребята…
-Молчать! – Зой приоткрыл один глаз
-Вы ели?
-Мы сосны – устало отозвался с другого края Джед – Карельские березы, ливанские кедры и розалии арнольдини, только молчи.
-Пожалуйста – добавил Нефрит.
-И спи –Кунсайт, поднимаясь с колен, и держась за Джеда, подошел ближе.
-Спи. Мы никуда не уйдем.
Голова снова начинала кружиться. Это нормально, так и должно быть…
-Не беспокойся. Мы рядом. – голоса сливались, он уже не улавливал смысла, только общее направление. Кажется, он засыпал с открытыми глазами, потому что видел их, склоняющихся над ним.
-Мы здесь. С тобой. Спи спокойно.
И кто-то теплой рукой провел по лицу, заставляя пасть темноту, блаженную темноту сна и выздоровления.
Руки… Теплые руки друзей.

 

 

****